Жюль Верн - Мэтр Захариус [Старый часовщик]
— Значит, они должны умереть вместе с вами, если вы решительно не можете придать ни малейшей упругости их пружинам.
— Умереть! Нет! нет! Я — первый часовщик в мире, сумевший с помощью всех этих колесиков урегулировать движение наиточнейшим образом! И чтобы я после этого не имел над ними власти? В каком ужасном беспорядке жили люди, пока не явился я, великий гений, распределивший время на правильные промежутки! И неужели же вы, человек ли вы или черт, никогда не подумали о величии и бессмертии моего искусства, в котором участвуют все науки? Нет, нет, я, мэтр Захариус, умереть не могу! Я установил верный счет времени! Оно исчезло бы с вечностью, из которой я сумел его извлечь, и погибло бы безвозвратно! Нет, я так же бессмертен, как сам Творец мира, подчиненного Его законам! Я сравнялся с Ним и разделил с Ним Его могущество! Если Бог создал вечность, то мэтр Захариус создал время!
Старый часовщик походил в эту минуту на падшего ангела, восставшего против Создателя. Маленький старикашка подбодрял его взглядом и точно внушал ему все эти нечестивые мысли.
— Хорошо сказано! — сказал он. — Вельзевул и тот имел менее прав, чем вы, сравнивать себя с Богом. Ваша слава не должна погибнуть! Я ваш: покорный слуга, потому и хочу дать вам возможность укротить все эти упрямые часы.
— Но каким образом? — вскричал мэтр Захариус.
— Вы узнаете это через день после вашего согласия на мой брак с вашей дочерью.
— С моей Жерандой?
— Да, с нею!
— Сердце моей дочери несвободно, — ответил мэтр Захариус, которого, по-видимому, нисколько не удивило и не рассердило предложение старикашки.
— Она, конечно, не уступает по красоте лучшим вашим часам, но, может так же, как и они, вдруг остановиться…
— Дочь моя, Жеранда!.. Нет! Нет!
— В таком случае продолжайте возиться с вашими часами. Заводите их, исправляйте! Готовьте брак дочери с вашим подмастерьем, благословите их. Но помните, что часы ваши больше никогда не будут ходить и что прекрасная Жеранда никогда не будет женой Обера!
Прокричав это, старикашка повернулся и ушел; однако мэтр Захариус успел услышать, как в его груди пробило шесть раз.
Глава четвертая. ЦЕРКОВЬ СВ. ПЕТРА
Однако мэтр Захариус заметно слабел. В то же время, охваченный каким-то сверхъестественным рвением, он усиленно предался работе, от которой Жеранда его уже ничем не могла отвлечь.
Его гордость еще усилилась после кризиса, вызванного посещением старикашки, и он решил побороть силой своего гения то проклятое влияние, которое тяготело над ним и над его произведениями. Он посетил сначала все городские часы, вверенные его попечению, и убедился, что все части их были в полной исправности. Он ничего не пропустил, осмотрев все со вниманием врача, выслушивающего больного. И ничто не подало повод ожидать полной остановки всех этих часов.
Жеранда и Обер часто сопровождали старого часовщика. Ему бы следовало быть довольным, видя, с какой заботой они всюду следуют за ним, и, конечно, он не так беспокоился бы о смерти, если бы сознавал, что его существование должно было продолжаться этими двумя дорогими для него людьми, если понял бы, что в детях всегда остается частица жизни их отца.
Старый часовщик, вернувшись домой, принимался за работу с лихорадочной усидчивостью. Убежденный в неудаче, он все же продолжал разбирать и собирать часы, которые ему беспрестанно присылали для исправления.
Обер, в свою очередь, тоже напрягал свой ум, стараясь найти причину неудачи.
— Хозяин, — говорил он, — ведь причиной здесь может быть только ветхость пружин и колес.
— Тебе, верно, доставляет удовольствие меня мучить? — отвечал сердито мэтр Захариус. — Что эти часы сделаны ребенком, что ли? Разве не сам я делал все эти пружины, придав им удивительную прочность и гибкость. Они смазаны самыми лучшими маслами, и тебе остается лишь признать, что здесь замешан сам дьявол.
А в это время недовольные покупатели продолжали осаждать мэтра Захариуса, который не успевал всем отвечать.
— Эти часы отстают, и я ничего не могу с ними поделать! — говорил один.
— А мои совсем не ходят! — говорил другой.
— Если правда, что ваше здоровье влияет на ваши часы, — говорило большинство недовольных, — то постарайтесь скорее выздороветь!
Старик с растерянным видом качал головой и грустно отвечал:
— Подождите теплого времени, друзья мои! Надо, чтобы вернулось солнце, пролило жизнь в усталое тело.
— Благодарю покорно! Неужели ваши часы будут больны каждую зиму! — вскричал самый вспыльчивый посетитель. — Не забывайте, что ваше имя красуется на всех циферблатах, и оно, черт возьми, не приносит вам теперь много чести!
Старик, вконец пристыженный упреками, стал возвращать деньги за некоторые испорченные часы. Когда эта новость облетела город, целые толпы направились к дому мэтра Захариуса, раздавшего скоро все свое состояние; но зато честь его была спасена. Жеранда вполне сочувствовала отцу, не печалясь нисколько, что была разорена. Вскоре Оберу пришлось предложить старику свои сбережения.
— Что будет с моей дочерью? — вздыхал иногда старый часовщик, охваченный вдруг отеческой любовью.
Обер не решался ему сказать, что он верил в свои силы и что преданность его Жеранде безгранична, узнав о том, мэтр Захариус назвал бы его своим зятем и тем опроверг бы недавно им слышанные слова:
«Жеранда не будет женою Обера».
Тем не менее, продолжая поступать таким образом, старик окончательно разорился. Вскоре старинные вазы перешли в чужие руки; великолепные ореховые панно, украшавшие стены, последовали за ними; несколько редких картин фламандской школы перестали услаждать взор Жеранды, и, наконец, все, даже до последнего дорогого инструмента, созданного его гением, пошло на удовлетворение требований недовольных покупателей.
Только Схоластика не могла примириться с новыми обстоятельствами; но, несмотря на все ее усилия, ей не удавалось удержать навязчивых посетителей, продолжавших уносить из дома разные дорогие предметы, отдаваемые мэтром Захариусом. Тогда болтовне ее уже не было удержу, и она старалась всеми силами опровергнуть слухи о колдовстве своего хозяина. Сама же она, вполне убежденная в их правдивости, шептала бесконечные молитвы.
Все отлично заметили, что старый часовщик уже давно забросил религию. Прежде он всегда сопровождал свою дочь в церковь, находя, по-видимому, в молитве духовное наслаждение.
Это отчуждение от благочестивых обязанностей в соединении со странностями его жизни навлекло на него еще более серьезные обвинения в колдовстве. Поэтому Жеранда, задавшаяся целью возвратить отца Богу и людям, решила прибегнуть к религии. Она надеялась, что благодаря ей его измученная душа обретет покой; но догматы веры и покорности натолкнулись бы в душе мэтра Захариуса на непреодолимую гордость, гордость науки, приписывающей себе могущество, игнорируя источник, давший начало всему в мире.
